John Coltrane

[Сергей Ал.]

ДС: Все его друзья, все джазовые критики согласны в одном: Джон был милейшим и спокойным человеком. Он был застенчив и крайне немногословен. Его саксофон звучал мягко, тепло, звук шел из самых глубин его личности. У него был ярко выраженный южный акцент и медленный, без осечек, ритм. У него было острое чувство юмора, но только в определенные моменты и, скажем, лишь в четко ограниченных сюжетах. И последнее: он играл, занимался, точнее совершенствовал свою технику и искал новое – с откровенной и естественной навязчивостью, обсессией и упорством.

Его французский фан вспоминает:

Джон был ужасным сластеной. Он таскал с собой повсюду пакетики мармелада, халвы, засахаренных орехов, шоколадные плитки. И он толстел. Особенно, когда работал в Нью-Йорке. На гастролях, в поздних пятидесятых, он ходил в спортзалы и сбивал вес поднимая штангу, гири, работая с гантелями. Но в Нью-Йорке он питался не только халвой и зефиром. В эпоху его работы в клубе «Half Note» он оставлял музыкантов на сцене играть, а сам уходил, чтобы навернуть тарелку спагетти. В итоге он сам придумал себе диету и стал практически вегетарианцем.

После первого вечернего концерта мы отправлялись с Джоном в кулинарию на узенькой улочке Комартан, что рядом с концертным залом «Олимпия». Кулинария эта обслуживала звезд «Олимпии» в антрактах и после концертов. Джон накладывал на тарелку листья салата-латук, добавлял горсть орехов фундук и разбивал над тарелкой сырое яйцо. Он просил официанта принести миску шпината, но узнав, что шпинат консервированный – отказывался. Я часто заставал его в его номере в гостинице «Claridge» за поглощением листьев салата и приготовлением свежего апельсинового сока.
Бармены от Лондона до Токио знали, что Джон обычно заказывает у стойки – стакан томатного сока. Он пил сырые яйца, чего официанты не могли понять. Один гарсон вспоминал, что если Трейн у стойки говорил, «как обычно…», нужно было принести стакан кипятка.
Трейн сказал как-то английской фотографше, которая в основном снимала джазменов и публиковала снимки и статьи в «Melody Maker» и в «DownBeat’e», Вэлэри Уилмэр, что он перешел на вегетарианскую диету и перед концертом ему обязательно нужно что-нибудь из фруктов.

– Я впервые в жизни,- пишет Уилмэр,- встретила человека, который говорил о том, что нужно заботиться о здоровье и думать о том, что ты ешь! Трейн абсолютно разрушал образ, окаменевшее клише, обрисовывающее джазмена, как бешенного, одержимого наркотиками, музыканта, любимчика прессы. Встреча с Трейном была колоссальным шансом моей жизни. Я начала смотреть на мир другими глазами…» 

Джон Колтрейн изучал не только восточные религии и философию (меня потрясла его фотография рядом с Раймоном Ароном, французским философом), но и астрологию! Причем не только западную, двенадцать знаков зодиака, но и восточную. Он знал, что его три планеты: Плутон, Марс и Сатурн не обещают ему ничего хорошего. Французский продюсер Луи-Виктор Миали писал, что «… Джон изучал астрологию в Сан-Франциско и его знания были гораздо глубже моих, потому что он знал и работы метафизиков и китайскую астрологию. Вообще он знал тьму вещей. Мы не обсуждали с ним религиозные вопросы, но мне было ясно, что он чтит все религии и все вероучения».

Трейн был настолько поглощен своими каждодневными занятиями, упражнениями, что, как вспоминал Майлс Дейвис, «поставь перед ним голую красавицу, он ее даже не заметит. Настолько он всегда был сконцентрирован на игре».
И в этом смысле Майлс, который был жутким мачо и подкольщиком, спрашивая Трейна, почему он играет такие затяжные соло (Джон отвечал, что он просто не знает, как остановиться!), был неправ, рыча на саксофониста: - А ты просто вынь мундштук изо рта!
Джон Колтрейн, который вечно сомневался в себе, но точно знал, что и где искать и что разрабатывать, играя, находился в состоянии мистического транса. Так что его ответ Майлсу - это эдакое заземление, перевод в простые термины.

Боб Блументаль, джазовый обозреватель, рассказывал о том, что Джон Колтрейн, когда подходило время солировать пианисту МаКкою Тайнеру, тихо спускался в мужской туалет, единственное место вне сцены, где сцена была хорошо слышна, и играл на саксе, скажем, по следам Тайнера!
Про Трейна так же говорили, что он очень спокоен, очень одинок и что его саксофон был его единственным другом.
Джона часто заставали в местах, где нельзя было играть. Он просто держал в руках сакс и тихо перебирал клапаны…